С момента волны террористических атак в Брюсселе власти и журналисты, не теряя времени, воссоздали карту запутанных связей исполнителей терактов в Париже и Брюсселе – между Моленбек, Шаарбек и французскими banlieues, между террористическим притоном в одном месте и отпечатками пальцев в другом. Эти линии соединяются в переплетенные системы родства и дружбы.
Речь идет, несомненно, о жизненно важной следовательской работе. Но за этими линиями, соединяющими серые ландшафты европейских городов не видны высушенные солнцем холмы, долины и города северного Марокко. И для того, чтобы понять, что подтолкнуло молодых людей к разрушительным и смертоносным атакам в столицах Западной Европы, следует прослеживая родственные связи, возвращающие нас в колониальную эпоху, отправиться в Марокко – пересекая при этом Средиземное море, которое скорее соединяет, нежели разделяет Европу и Северную Африку.
Сердцевиной террористических атак в Европе в последние 15 лет был Риф. Горный регион в северном Марокко, простирающийся от перенаселенных городов Танжер и Тетуан на западе и до алжирской границы на востоке, Риф – нищий край, богатый плантациями марихуаны, торговцами гашишем, контрабандистами, скупщиками краденого и героями сопротивления, которые восставали против колониальной администрации, пост-колониальных королей и любой власти, навязанной сверху. Для детей Рифа, приживленных на европейскую почву, это наследие – вкупе с маргинализацией, доступом к криминальным сетям и радикализацией стало причиной непропорционально большой доли участия в актах террора.
Подробнее об истоках современного арабского терроризма в статье:
Арабский терроризм, нацистское подполье и советские спецслужбы
А так же в статье:
Связи арабов и нацистов
Связи Рифа с террором впервые стали ясны в 2004, после взрывов 11 марта в Мадриде. Практически все заговорщики были связаны с Тетуан. Через три года после атак в Мадриде репортер New York Times Magazine Андреа Эллиот посетила город, и обнаружила в нем молодежь, для которой мадридские бомбисты были вдохновляющим примером. И эта молодежь ехала на джихад в Ирак.
Через десять лет, тот же след джихади-туризма ведет в Париж и Брюссель. Одним из самых знаменитых знаменитых выходцев из Рифа стал Наджим Лахрауи, эксперт по изготовлению фугасов Исламского Государства. Он уехал в Сирию в 2013, и там в совершенстве изучил подрывное дело. Мы все теперь его знаем: “Человек в шляпе” на знаменитом снимке камер наружного наблюдения брюссельского аэропорта, сделанном 22 марта перед взрывами. Первоначально предполагалось, что ему удалось уйти – но затем выяснилось, что он был вторым смертником, подорвавшемся в аэропорту.
Лахрауи – типичный представитель этого круга: бельгиец, выросший в Шаарбек, но рожденный в Аждир, маленьком городке с гордой историей в Риф. Салах Абдельслам, организатор парижских атак, и его брат Брагим, подорвавшийся в 11-м округе – также происходят из Риф. Только лидер всей сети – Абдельхамид Абаауд – выходец из южного Марокко.
Подробнее об арабской психологии глазами экспертов и исследователей в статье:
Арабская психология и национальный характер
а так же в статье:
Психология работы с арабами
История Рифа наполнена рассказами о битвах между берберскими королями в доколониальную эпоху, о вражде, которая вылилась в большие войны против испанцев и французов в колониальный период. В 1956, после провозглашения независимости, французы и испанцы ушли, но продолжение борьбы за власть – между новыми марокканскими элитами и их берберскими подданными породил цикл мятежей и погромов, последовавших за ними карательных операций Мухаммеда V и Хасана II.
И сегодня, несмотря ан то, что Мухаммед VI инвестирует в регион, и даже показательно проводит здесь свои каникулы, вся его щедрость мало что дает аборигенам. Как написала Эллиот: “Местные находят, что их раздолбанные машины не поедут и по новеньким шоссе, а сами они совершенно не готовы к конкуренции за рабочие места в зоне шикарных курортов”.
История семьи Абдельслама – типична для Рифа. Его родители происходят из деревни Буяфар, в Надоре, Риф. Оттуда они сбежали в Алжир – тогда еще французский. Там береберы работали на французских фермах и поселялись в быстро растущих прибрежных городах. Именно во французском Алжире родители Абдельслама получили французское гражданство – в результате чего и их дети стали французами. Шаг второй: миллионы жителей Северной Африки устремились в Западную Европу – наполняя фабрики и заводы на гребне послевоенного экономического бума. Так Абдельсламы оказались в Бельгии в 60-х.
Почему восточные страны оказались в таком состоянии:
В чем причина отсталости восточных стран
а так же в статье:
Почему арабы не добиваются успеха?
Но если первое поколение иммигрантов было благодарно Европе за дарованные экономические возможности, то второму приходится бороться. Шахты и заводы, на которые когда-то устремились марокканские мигранты сегодня закрыты. После них остались загнивающие пригороды и кварталы больших городов. Уровень безработицы в Бельгии – 8%, но среди молодежи – более 20%. Если речь идет о молодежи марокканского или турецкого происхождения, он может достигать 40%.
Но безработица – не единственный фактор, подталкивающий к джихаду. Мусульманская община Бельгии – 4,9% от 11,3 миллионов населения. Марокканцы – самая большая ее часть (400-500 тысяч). За ними следуют турки. В то время как среди джихади полно марокканцев, эксперты отмечают практически полное отсутствие турок. В стране отсутствует опыт проникновения и работы спецслужб в экстремистские круги , и потому внятного объяснения этому феномену нет – что не может не вызвать сожаления, с учетом ужасающих последствий “внутренней проблемы” бельгийцев.
Почему турки не впечатлились джихадом? Для начала, они говорят по турецки, и потому менее поддаются пропаганде арабо-язычных салафитских проповедников. Далее следует культура. Дидье Лерой, ведущий эксперт по терроризму Королевской Военной Академии Бельгии говорит об “определенном типе индивидуума, сконструированном в турецкой общине”, в котором “секуляристское наследие Мустафы Кемаля … возможно, все еще играет определенную роль”. Другой критически важный момент – кто работает в мечетях. Турция посылает в турецкие общины за границей собственных имамов, и большинство турецких мечетей в Бельгии находятся под надзором Диятнет – турецкого управления религиозных дел, которое жестко контролирует религиозную сферу в турецком государстве. По контрасту, марокканские мечети наполнены салафитскими имамами из Залива, которые проповедуют куда более радикальный, нежели распространенный в странах Северной Африки традиционный ислам школы Малики.
Почему причина упадка арабских стран - мировоззрение, в статье:
Почему деградируют мусульмане?
Но, за всем этим по-прежнему маячит Риф – самостоятельный и существенный фактор радикализации.
Региональная динамика “усмирения”, заброшенности, бесхозяйственности, унаследованные от колониальной эры, зеркально напоминают собой проблемные пакистанские племенные зоны. Как и Риф, который на арабском буквально означает “конец обрабатываемой земли” – пакистанская племенная периферия основана на традиционных кодах поведения, базирующихся на чести, мести и гостеприимстве. Когда произошел крах старого порядка, в отсутствие государственных институтов, джихадисткие идеологии расцвели, словно каннабис в Рифе, или опиумный мак в Хельманде.
Этот багаж пренебрежения воздействовал даже на тех, кому относительно повезло, и кто сбежал от нищеты на родине в Европу. Прибыв в контролируемый французами Алжир, Францию, Бельгию, они обнаружили, что их французский здесь никто не понимает, – также как и их “берберский арабский.
В этих обстоятельствах старые привычки, повадки, нравы, коды поведения – чести, справедливости и недоверия к властям были трансплантированы в Брюссель – и здесь им было позволено цвести и развиваться. Справедливо или нет, бельгийские власти описывали общину Риф как отмеченную “беззаконием и более племенной, агрессивной культурой”, которая отличала ее от других иммигрантов.
Еще о психологии арабского человека в статье:
Почему арабы плохие солдаты
а так же в статье:
Как понять арабов
Тон Воетен, бывший житель квартала написал эссе “Молленбек разбил мое сердце”. Он, как и многие другие белые – представители свободных профессий, “бобо” (богемные буржуа) решил воспользоваться преимуществом дешевых цен в Моленбек. Он переехал туда, мечтая, что его дети будут играть с марокканскими в зоне мультикультурной любви. Но вскоре он осознал: “Квартал едва ли можно назвать мультикультурным. Скорее, с 80% населения марокканского происхождения, оно было трагически конформистским и гомогенным. Может быть и существует полная жизни альтернативная культура в Маррокеш и Касабланке, но ее определенно нет в Моленбек”.
То, чего не понял Воетен – и чего не понимают в Бельгии еще очень многие – так это то, что “альтернативные культуры” Касабланки и Маррокеш также далеки от Моленбека, как холмы Рифа от королевского дворца в Рабате. В то время как бобо дают почувствовать, что они в Брюсселе – чужаки, старые иммигранты и их дети знают – есть то, что их объединяет. И это связи Рифа, базирующиеся на старых кодах поведения, которые ставят гостеприимство и родство превыше всего, выше законов, принятых отдаленными элитами – и именно в такой атмосфере Салах и Брагим Абдельслам и их братья-джихади процветают.
Таковы эти сети, которые теперь предстоит вскрыть, в которые предстоит инфильтрироваться французским и бельгийским спецслужбам, в которых работают белые. В этом деле им можно только пожелать удачи и напомнить о “стеклянном потолке” для тех, кто ищет свое место в западном обществе. В то же время не стоит забывать о том, что большинство выходцев из Риф, как и прочие мусульмане, считают Исламское Государство нигилистическим, не-исламским порождением, анафемой для тех, кто живет религией. В Европе полно квалифицированных, образованных выходцев из Риф, например, мэр Роттердама Ахмед Абуталеб.
Основы работы экстремистов Халифата с населением
в статье
Как работает пропаганда ИГИЛ
В прошлом году родившийся в Марокко Абуталеб взорвал голландскую политическую сцену, заявив. что те мусульмане, которые не захотят адаптироваться могут “валить”. Это тот тип разговора крутого парня, который в Риф уважают. Это тот тип людей в мусульманской общине, который необходимо поддержать в войне с экстремизмом.